Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)
Я уверен, что и Германия в свое время также вернет будущей, не большевицкой, России знамя 106‑го пехотного Уфимского полка, тем более что это знамя в опасные моменты самых грозных боев было сохранено полком и только в критический момент было закопано в землю, причем немцы нашли его лишь через полтора года усиленных поисков в Августовских лесах, на месте бывших здесь когда-то сражений, и, конечно, только благодаря предательству.
Ясно, что честь 106‑го Уфимского полка здесь была вполне сохранена, полк на законном основании продолжал существовать и, как мы с восхищением узнали, продолжал победно защищать свою Родину от врага.
II. Литературно-музыкальный кружок в плену
А. А. Смирнов – главный организатор. Моя лекция. Первые вечера. Французский спектакль. «Интернациональное представление».
Благодаря разрешению новым комендантом литературно-музыкальных вечеров, спектаклей, концертов и т. п. развлечений, жизнь наша в плену «скрасилась».
Прежде всего сорганизовался литературно-музыкальный кружок, поставивший своей задачей, в первую очередь, дать ряд лекций.
Был среди нас присяжный поверенный – прапорщик А. А. Смирнов, – близкий к Художественному театру в Москве. Он первый прочитал лекцию о Чехове как о писателе и, в частности, как о драматурге. Лектор близко знал покойного Антона Павловича Чехова и с любовью охарактеризовал его личность, творчество и, особенно, его отношение к Московскому художественному театру.
А. А. Смирнов сумел многих из офицеров заинтересовать сценой и привлечь в наш литературно-музыкальный кружок.
Предложено было и мне прочитать что-нибудь на тему или о религии (как ктитору нашей церкви), или о театре, так как многие офицеры (Виленского гарнизона) знали о моем постоянном участии и режиссерстве в любительских спектаклях в Вильне.
В нашем лагере группе офицеров удалось создать довольно солидную библиотечку. Книги с большим трудом выписывались из России, отчасти покупались в Германии, а старые журналы: «Русская Мысль», «Русский Вестник», «Русская Старина», «Русский Архив», «Вестник Европы» и др. присылались нам из России бесплатно по нашей просьбе через заграничные комитеты Красного Креста. Из этих журналов кое-что мне и удалось собрать, как основной материал для моей лекции. Времени было достаточно, и я постарался затронуть обе предложенные мне темы, и 21 декабря 1916 года при большом собрании офицеров, выражаясь по-военному, я «сделал доклад», т. е. прочитал лекцию на тему «Религиозно-нравственное значение литературы и искусства».
Кстати, помещаю здесь сохранившуюся у меня программу этой моей лекции.
21 (8) дек. 1916 г. Лагерь Гнаденфрей.
Помещение литературно-музыкального кружка. Доклад подполковника Успенского.
Религиозно-нравственное значение литературы и искусства.
Программа:
Цель христианства и цивилизации – лучшее будущее на земле («Царство Божие»).
Значение литературы вообще. Русская литература – руководительница общественного мнения.
Отношение к ней религии.
Главная черта русской литературы – «проповедь Евангелия и жалости». Идеалистический пессимизм в творчестве Л. Н. Толстого, Достоевского, Тургенева и др. русских писателей.
Религиозно-нравственное значение искусства вообще.
Музыка. Священное значение вокальной и инструментальной музыки при Богослужении.
Театр. Отношение к театру Церкви. Ложные понятия о «нравственности искусства» и обвинение против театра.
О высшем назначении театра. Великие художники сцены.
Заключение: несокрушимость веры в «Царство Божие» на земле.
Начало доклада в 8 ч. в.
Лекцию закончил я декламацией стихотворения Надсона:
Друг мой, брат мой!Усталый, страдающий брат!Кто б ты ни был, не падай душой…… Верь, погибнет Ваал и вернется на землю любовь!..
Помню, что мне много аплодировали.
Ведь так всем нам хотелось верить, что «вернется на землю любовь»! Какими наивными были наши мечты о любви и скором мире на земле, показала впоследствии жестокая действительность!
Первые лекции и литературно-музыкальные вечера в конце 1916 года устраивались на чердаке, в бывшем летнем помещении денщиков (английских и французских). Небольшая, совершенно неотапливаемая комната. Сюда приносили снизу, из жилых комнат, табуретки и стулья, впереди устроили эстраду и на ней водрузили взятое в местечке напрокат пианино.
Первые вечера ограничивались игрой на пианино, сольными номерами пения и мелодекламацией. Особенно отличался прекрасный пианист штабс-капитан Ольшевский, сольная игра которого доставляла большое наслаждение. Выступали с пением и декламацией офицеры-любители: русские и французы.
Вначале все это было плохо организовано. Часто об устраиваемом вечере не все в лагере знали. Помещение было тесное, и некоторым из публики приходилось стоять. Тем не менее, такие вечера постепенно стали публике все больше и больше нравиться.
Когда новый комендант разрешил устройство спектаклей в манеже для целого лагеря, первыми пожелали устроить общественный спектакль французы.
Закупив в местечке необходимый материал, они устроили в манеже сцену, поставили декорации и повесили занавес. Первый спектакль их был не особенно удачен. Они поставили отдельные сцены из большой пьесы Мольера, сцены без начала и не по порядку, т. е. без всякой связи между собой. Пьеса шла на французском языке и, хотя для русских офицеров было написано «либретто» по-русски, – спектакль не понравился. Но французы этим спектаклем возродили в нас соревнование. Явилась мысль сорганизовать в плену большой музыкально-драматический кружок. Музыкальные силы были налицо. Кроме штабс-капитана Ольшевского, оказались прекрасные музыканты и на разных инструментах среди французских офицеров (даже два полковника). В плен попали с нами два русских капельмейстера, и, таким образом, сорганизовался из офицеров оркестр, сначала духовой, а потом и струнный.
Наступил 1917 год. Прапорщик А. А. Смирнов, не ожидая, пока мы соорудим свою сцену в манеже (построенная французами сцена оказалась неудобной, и после первого спектакля они сами ее разобрали), устроил 2 января (ст. ст.) спектакль с участием любителей-артистов – русских, французов и англичан – на той же маленькой сцене на чердаке.
В музыкальном отделении участвовал наш хор под управлением капитана Генерального штаба В. В. Добрынина и духовой оркестр, с участием французов и англичан.
Вот сохранившаяся у меня программа этого интересного вечера:
III Исполнительное собрание 2/15.II.1917 г. I.I
а) Главач: «Проторила я тропинку».
b) Попурри из русск. песен, аранжировка В. В. Добрынина, исполняет хор под управлением В. В. Добрынина.
II Надсон: «Христианка»; прочтет под музыку А. А. Успенский.
III Кампанич: «Видишь, как месяц ясен». Дуэт, исполняют гг. Дружинин и Рыбаков.
IV Гольтерман: «Ноктюрн», исполняет г‑н Терц.
V Бородин: ария из оперы «Князь Игорь», исполняет А. А. Бабин.
VI
а) Шопен: «Полонез A‑dur».
b) Григ: «Менуэт из сонаты E-moll», исп. Е. Ольшевский.
c) Мендельсон: «Баркаролла».
VII
а) Старке: «Марш».
b) Аллетер: «Интермеццо».
c) Шнейдер: «Прекрасная Андалузка», вальс.
d) Келлер-Бела; «Французская увертюра», исп. оркестр под упр. К. Н. Максимова.
Антракт 30 минут.
II.«В Таверне»
интернациональное представление с пением и танцами.
Действующие лица:
Хозяин таверны – г. Полежаев.
Джильда, его дочь – г. Скуратов.
Апаш – г. Francisse.
Апашка – г. Кондратьев.
Беппо, ее возлюбленный – г. Ольшевский.
Французские матросы
Bourbon – m. Bourbon.
Garin – m. Garin.
Judge, английский матрос – m. Judge.
Русские матросы
Смирнов – г. Смирнов.
Кондратьев – г. Кондратьев.
Музыканты: г. Андерсон, г. Петровский, г. Померанцев, г. Юрке.
Дживанни – г. Бабин (за сценой).
Декорация – гг. Майкова, Полежаева, Орехова и Команецкого.
Костюмы и парики из Бреславля.
Режиссер А. Смирнов.
В первом отделении особенный успех имел наш хор, многие песни были бисированы; надо знать, что нот в лагере не было и В. В. Добрынин аранжировал чудные русские песни на память. Во втором отделении шумный успех имело представление «В таверне», действительно интернациональное: участники этой веселой вещицы были и русские, и французы, и англичане. Все они играли и пели на своем родном языке, а национальными плясками вызвали у публики бурю восторга! Единственную женскую роль «В таверне» исполнил один миловидный молодой офицер (Джильда – Скуратов), настолько удачно, что в кружке явилась мысль ставить пьесы и с женскими ролями.